Православнутый.

Жил-был в уездном городе дедушка - замечательный такой дедуля, про него даже не скажешь, что он «ультра православный на всю голову», да что там, его даже «правослактом» назвать сложно, потому как жил он как нормальные православные, так сказать, без «излишеств в вере».

Раз в год ходил в церковь, иногда даже два.

Был дедушка возраста уже давно пенсионного с убеленными сединой волосами и очень даже не скверным характером. Про таких говорят, «Божий одуванчик».

Бабушка его умерла очень давно, когда их сыну было всего семь лет. Его он воспитывал в вере, так как сам ее понимал, не перегибая.

Воспитание такое не прошло бесследно: возмужавший сын тоже был православным – изредка смотрел телеканал «Союз», когда по другим каналам тарелки фильмов толковых не было, но только до первой рекламы, где канал просил денег на оплату своих расходов. Ну, не мог он ее смотреть, раздражала она его своей навязчивостью, как впрочем и отец, со своей скудной пенсией и своими вечными обносками, за которые в семье сына его называли Ёлочка - зимой и летом одним цветом.

Дедушка на сына сильно обижался. Обижался за то, что жена сына выгоняла его из своего дома и не давала видеться с внуками. Частенько грустными осенними вечерами дедулька сидел у окошка своей однушки и пытался понять, как получилось так, что, посвятив всю свою жизнь воспитанию сына, вырос он совсем не таким, как ожидалось.

Мысль эта не давала покоя, сверлила мозг изнутри. Со временем ни о чём другом дедуля уже не мог думать. За несколько недель посмурнел дед так, что его стали опасаться соседи. Первое время они пытались как-то успокоить и поддержать морально старика, но потом оставили свои попытки после того, как одна из соседок, возвращаясь с вечерней пробежки, заметила рядом с ним какой-то дым, с которым, как ни в чем не бывало, разговаривал, сидя на лавочке, дед. И почему-то ей показалось, когда она пробегала мимо, что из этого дыма возникла морда: не то собаки, не то козла, и она вдруг ощутила жуткий, леденящий холод, который заставил ее преодолеть четыре этажа лестничных пролетов с такой скоростью, которую никогда раньше она не развивала. Уже через пару дней о случае на лавочке знал весь дом, а некоторые даже припомнили, что видели этот дым рядом с дедом, когда тот выходил вечерами на балкон.

Точку пересудам поставила Никитична из 38-ой квартиры: «Это смерть за дедом пришла»…

Смерть

Мысли о сыне терзали дедульку все больше. Он уже стал замечать, что начал разговаривать сам с собой.

Какие только мысли не посещали почти лишившегося рассудка деда. Однажды стоя на балконе, ему вдруг очень захотелось перевеситься через перила и отпустить руки. Не сделал он этого только потому, что очень хотелось ему еще раз перед смертью увидеть внуков и поправить скромную могилку жены.

Мысли путались в голове деда днём, но особенно невыносимыми были ночи, когда его мозг полностью погружался в бездну иллюзий, которые были так реальны.

Вот и эта ночь у деда выдалась похожей на многие предыдущие.

Едва закрыв глаза, он погружался в пелену едкого разъедающего глаза дыма. Он окутывал его с ног до головы, обвивал так, что нельзя уже было двигаться. И вдруг резко его подкидывало вверх, а потом с молниеносной скоростью несло вниз. После секундного падения, которое, казалось, продолжалось вечность, дед обычно оказывался в одном из мест, которые ему были знакомы. Единственным признаком, по которому он мог понять, что спит, было то, как он видит. В жизни, как и все старики, дедуля страдал дальнозоркостью, а во сне все предметы вдруг приобретали необычную для него чёткость.

Сегодня он оказался в своей квартире, на балконе. Внизу на лавочке, как обычно трещали пенсионерки соседки, солнце светило необычайно ярко и щебетали шустрые воробьи.

Необычайно быстро небо затянулось пеленой туч, послышались раскаты грома и бабки исчезли в подъезде. По подоконнику застучали капли дождя, и дед ощутил, как сам становится мокрым. Тьма сгущалась и за спиной. Из нее возникла фигура. Ужас просто струился в жилах деда, он хотел повернуться и посмотреть в лицо своего мучителя, но не мог. Шея, руки и ноги вдруг налились неподъемной тяжестью. Против своей воли он сделал маленький шаг вперед, затем еще один.

«Нет! Нет, только не это», – бормотал себе под нос дед.

Поскользнувшись на мокром от дождя полу балкона, дед вдруг потерял равновесие и, перевалившись через перила балкона, повис на уровне своего пятого этажа. Пальцы скользили, он пытался удержаться, еще несколько секунд - и вот он уже летит, кувыркаясь, вниз, ощущая спиной радость своего мучителя.

«Не-е-ет!» – что есть мочи закричал дед.

Крик разорвал ночную тишину дома 14.

«Опять этот сумасшедший, спите», – успокоила домочадцев Никитична.

От собственного крика дедулька проснулся.

Сердце готово было выскочить из груди, учащенное дыхание и першащее от крика горло не давали дышать. Дотянувшись до выключателя настольной лампы, дед включил ее, но лампочка с грохотом и яркой вспышкой перегорела. Но за ту долю секунды, на которую она осветила комнату, он понял, что в комнате он не один. «Странно», - подумал дед.

Ему показалось, что он увидел не человека, а огромное животное. Он ощутил, что оно приближается к нему. Ему стало жутко. Он забился в угол кровати и учащенно дышал. Стояла зловещая тишина. И тут что-то неподъемное навалилось на грудь деда, он хотел вырваться, закричать и позвать на помощь, но не мог ни того, ни другого. Сдавленная грудная клетка позволила издать лишь тихий стон.

Не оставляя попыток выбраться из-под того, кто пытался его задушить столь необычным способом, дед потратил все свои силы. В его руках остались вырванные куски шерсти, кровь и слюни зверя капали на лицо, но он не отступал. Наконец дед сдался. Сердце сделало свои последние удары, в затухающем мозге мелькнула мысль «как нелепо».

Жизнь утекала из тела старика с каждым ударом сердца.

Вдруг сквозь плотную пелену, застилавшую уши, он услышал такой знакомый, дребезжащий звук своего будильника и открыл глаза. Яркое солнце, залившее комнату, ослепило глаза деда.

«Проспал» - была первая его мысль. Приснится же такое, подумал, немного придя в себя, дед, и начал торопливые сборы. Он собирался сегодня посетить свою жену на кладбище и должен был встать до зари, чтобы успеть на самый первый автобус. Наскоро собравшись, дедулька захватил с собой собранную с вечера сумку и по пустынным улицам отправился на вокзал. Всю дорогу его не оставляло чувство, что кто-то идет следом за ним, но сколько он ни оборачивался, сзади никого не было.

Пустой автобус, где, кроме него и водителя, никого не было, с ровным урчанием набирал скорость, и деду на мгновение показалось, что никогда раньше он с такой скоростью не ездил.

Мчащийся на огромной скорости автобус вдруг стал странно скрежетать и трястись. Салон начал наполняться дымом, но водитель как будто не замечал всего этого. Дед хотел уже пойти попросить водителя остановиться, благо шоссе было пустынно, и остановило деда лишь то, что впереди уже показалось поле, на котором и располагался погост.

Из-за поворота навстречу автобусу на такой же необычно большой скорости и с небывало громким воем приближался огромный грузовик под завязку груженый бревнами. Автобус вдруг вздрогнул, сквозь скрежет послышался взрыв лопнувшего переднего колеса - и вот он уже мчится по встречной полосе навстречу воющей и сигналящей смерти.

От лобового удара верхний ряд бревен, перелетев через крышу грузовика, как в масло вошел в автобус, пробив его лобовое стекло и смяв капот. Бревна заполняли салон, сметая все на своем пути. Последнее, что слышал дед, был взрыв сдетонировавшего от столкновения бензобака. Огонь пожирал краску и тела водителя и деда. «Какая нелепая смерть», - подумал дед, и через долю секунды одно из бревен размозжило его череп…

«Православнутый»

Непрекращающийся звонок в дверь разрывался от настойчивости контролера водоканала, день у которой с утра не заладился из-за нервных соседей деда. Он и разбудил деда по настоящему.

Поднявшись с дивана, он заковылял в коридор, где, как только он открыл дверь, немалых размеров дама просто впечатала его в стену дверью. Сделала это она по профессиональной привычке. Лучше разговаривать уже в квартире того, к кому пришла, чем извиняющимся тоном просить открыть дверь и выслушивать оскорбления с другой стороны.

- Что дед, воду воруем?

Каким прекрасным, мелодичным показался этот ехидный, басящий голос деду после перенесенного ночью кошмара.

- Нет. Проходите, - спокойно ответил дед. «Нет, не ворую и не воровал, не убивал, не мстил, не издевался, не обижался… Стоп… Не обижался?.. Обижался… Зло помнил… Добра не делал…» - молниеносно бежали мысли деда. Он сгреб своими шершавыми ладонями с полки прихожей икону и начал про себя неумело молиться.

Отросшая борода сделала его похожим на монаха-отшельника. Его искренняя блаженная улыбка и радость повергла контролера водоканала в легкий шок.

«Православнутый», - бросила контролерша, заметившая зажатую в руках деда икону, и, оттолкнув его, пошла к счетчикам.